Просто постараться не впасть в спячку. Откапать себя из под снега школьным атласом и идти дальше идти по ломкой корке снега, искрящейся на солнышке. И мороз покалывает щечки.

И что может быть проще? В льняном сарафане со стрелками на колготках на обе ноги. И стулья выстроились паровозиком по комнате. И пол липнет от пролитый колы. И не понятно, причем тут оптимизация своей функции полезносит? И почему не получается говорить прямо, то что думаешь. И все как-то обходными путями, намеками? Чтоб никого не обидеть?



И даже в лесу одна с широко закрытыми глазами. И уже нет цели дойти до лагеря. Зачем? Просто иду. Не сворачивая. Не думая о чакрах (Леня, зачем придумывать названия непонятным вещам? Неужели они от этого станут понятнее?), не думая об интуиции. Наконец-то есть возможность просто идти, не заботясь о том, куда придешь, зачем идешь, не ища более удобного пути. Напролом через ельники и овраги, натыкаясь на деревья, спотыкаясь об поваленные стволы. Пусть, пусть над собой работоает кто-то другой. Я же подумаю об этом завтра. И пусть потом окажется, что ходила кругами, в то время как шла прямо (топологический критинизм). К этому я уже привыкла. Это будет потом. А сейчас можно просто идти. И слушать, и слышать, что почти ничего не слышно. Кроме редких птиц и далекого гула дороги. И иногда на чуть-чуть в качестве маленького бонуса можно даже представить что совсем одна во вселенной и что нет даже того человека, который все время крадется за тобой чтобы в нужный момент вывести тебя в легерь.



Ведь просто идти важнее, чем придумывать направление.

Пьянству бой,

И я уже иду домой.

И никто не узнает,

что мой дом летает.

Он был волшебным. Он умел колдовать, рисовал причудливые неповторимые узоры на стеклах, которые прохожие видели наизнанку, наоборот. Она зашла к нему в дом и увидела все его узры его глазами. А еще он умел превращать мир в картинки, и картинками делать из мира сказку.



Он был как лоскутное одеяло, как хлопушка с конфети, состоял из миллиарда маленький разных кусочков, хоть в нем как и в хлопушке случались повторения. Он умел слушать деревья и читать воду.



Он как все любил нежность и ласку и тепло отношений, но никого не хотел пускать в свой дом, ни с кем не хотел делиться, только иногда приоткрывал в дверь, а в основном говорил: «Я сделал для вас окна в своем доме. Через них и смотрите. Смотрите на то, что я сделал, но оставьте меня для меня».



Она хотела рисовать его красками. Ей казалось, что она тоже все видит и понимает, но ей не хватает своих красок. Он только посмеялся над ней и нарисовал очередную картину, уродливую и страшную, которая колола ей руки. Злое он избражал также мастерски как и доброе.



А она думала: «Неужели ему не холодно одному вот так вот среди своих прозрачно-черно-белых-цветных картинок». Она спросила у него об этом. А он ничего не ответил и пошел рисовать свои ледяные картины.

Звуки виолончели так здорово перевоплощаются в колыхание рябины за окошком.

И мысль о красоте и прекрасности и клевости этого мира, так внезапно покинувшая меня вчера, вновь возвращается ко мне прямо здесь, отгоняя всякие иксы и игрики, как непослушнуые пряди волос со лба легким движением руки.

И все несправедливости сразу рассеиваются. Я вернулась в свой мир, встала канатоходцем на тонкую грань, схватилась за волосок до очередного обрыва. Я отгорожусь тонкой перепончаткой стенкой и тихоньку прикрою черепаховую дверь(в моем мире именно такая дверь).

Вы слишком сильно не хотите меня понять, чтобы войти ко мне. Так что уж лучше не ломайте мои стены, не рушьте мои хрустальные башни, не рубите мои деревья (рябина как виолончель).

В моем мире не действуют законы в физике как в центре черной дыры. Здесь только звук, здесь только цвет, и контур, и в медленном движении, и плавно и легко.



И я опять забыла насыпать в рюкзак рису, чтоб покормить птиц.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Я сегодня, очень огорченная, рисовала осень... ту самую, каторая так заманчиво смотрела на меня в окошко на лекции по матану.вот я все сидела и пыталась сосредоточиться на кратных интегралах, а она все смотрела на меня и не отводила глаз... такая красивая абрикосовая, лимонная, апельсиновая осень...и немного арбузная получилась на бумаге. видимо акварельные краски являются плохим проводником для моего настроения.

твои маленькие стихи

так милы мне и так тихы

так заброшены и открыты

как окно только что помытое

как проросшая сквозь бетон

травка нежная и как слон

что несёт в своём хоботе шарик

слон помытый, и шарик сверкает

всё воздушно и капельку можно

но быть маленьким принцем так сложно

мысли пошлые, ручки детские

обниму тебя,глазками стрескаю

и под теплым двойным одеялом

мы б неслышно (пусть в фильмах стонали)

в своих детские игры играли



погасив всюду свет

написав что нас нет







Был нежен и ласков

Красивая маска(?)

С красивой улыбкой

Я стала ошибкой

Был терпелив и осторожен.

Я замечталась, может быть можно

С тобой осенним листом кружица,

На травку нежную ложица.

Пачкать афсфальт цветными мелками,

Бегать по полю за облаками,

Деревья-скрипки в роще слушать

и "кабачки в духовке" кушать...

Вот дурочка…. Смотрю на календарь, уже хочу в институт и чем меньше остаётся времени, тем больше жалею, что кончается лето, несмотря на то что давно уже хочу осень. Я одно большое противоречие…

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра